«Пушкин пробыл в Оренбурге несколько дней в 1833 году, когда писал Пугача», - отметил В.И. Даль в «Воспоминаниях о Пушкине». 18 сентября поэт впервые увидел Оренбург, расположенный на реке Урал. Пушкин отметил, что Яик, переименованный в Урал, «орошает часть Башкирии, составляет почти всю юго-восточную границу Оренбургской губернии; справа примыкают к нему заволжские степи; слева простираются печальные пустыни, где кочуют орды диких племен, известных у нас под именем киргиз-кайсаков» (первая глава «Истории Пугачева»).



Медаль юбилейная, к 150-летию оренбургской поездки А. С. Пушкина. 1983 год.



Н. Д. Прохоров. Пушкин и Даль в Оренбурге. 1936 год.

Императрица Екатерина II подписала указ о переименовании реки в январе 1775 года: «<...> Для совершенного забвения сего на Яике последовавшего несчастного происшествия, реку Яик, по которой, как оное войско, так и город его название свое доныне имели, по причине той, что оная река проистекает из Уральских гор, переименовать Уралом, а по тому и оное войско наименовать Уральским, и впредь Яицким не называть, равно и Яицкому городу называться отныне Уральск <...>».

В приложении к «Истории пугачевского бунта» в 1834 году Пушкин напечатал рукопись «Осада Оренбурга» (Летопись Рычкова). Изучая многочисленные источники, Пушкин обращался к работам П.И. Рычкова — «История Оренбургская», «Топография Оренбургской губернии». Считая, что Петр Первый обладал несравненной мудростью, Рычков упомянул заслуги императора в «Истории Оренбургской». «Его Величество довольно мог предвидеть, коим образом немалая часть империи его подвержена опасностям от многочисленных степных народов, живущих в Великой Татарии, наипаче же от зюнгорских калмык и от киргиз- кайсак, из которых первые смежны к Сибирской губернии, а последние — к Башкирии и к самой же Казанской губернии <...>. И тако по победоносном и торжественном окончании Шведской войны между прочим изволил особливое попечение иметь и о том, что вышеописанную безопасность на самых тех местах, где ныне с помощью Божией новая Оренбургская линия строится, действительно основать и чрез то героичным своим намерениям путь во всю полуденную Азию отворить <...>». Кончина императора, по словам Рычкова, помешала этому «важному и нужному предприятию». Планы Петра I по освоению этой обширной территории начали осуществляться при императрице Анне Иоанновне.



А. Афанасьев по рисунку Ф. Кинеля, восходит к оригиналу Л. Каравакка. Петр I. 1884 год.



Гравер А.-Ж. Мекю по рисунку Ж.А. Беннера. Анна Иоанновна. Лист из альбома «Собрание 24 портретов Императорской фамилии». 1817-1820 годы.



Е. П. Чемесов с оригинала Л. Токке. Елизавета Петровна. 1761 год.

Трижды закладывался Оренбург: в 1735 году на месте современного Орска, в 1739 году на Красной горе и в 1743 году на месте впадения Сакмары в Яик. И. И. Неплюев представил в 1742 году императрице Елизавете Петровне план города-крепости. Через 2 года была учреждена Оренбургская губерния, в которую вошли бескрайние степи. И.И. Неплюев был назначен губернатором.

В середине XIX века в «Семейной хронике» Аксаков писал: «Боже мой, как, я думаю, была хороша тогда эта дикая, девственная, роскошная природа!.. Нет, ты уже не та теперь, не та, какою даже и я зазнал тебя — свежею, цветущею, неизмятою отвсюду набежавшим разнородным народонаселением! Ты не та, но все еще прекрасна, так же обширна, плодоносна и бесконечно разнообразна, Оренбургская губерния!.. Дико звучат два эти последние слова! Бог знает, как и откуда зашел туда бург!..».



П. Ф. Борель с фотографии Бергнера. С. Т. Аксаков. 1860-е годы.



В. П. Пядышев. Генеральная карта Оренбургской губернии. 1824 год.

От Петербурга до Оренбурга Пушкин проехал более 2200 верст. Поэт поселился недалеко от Сакмарских ворот на загородной даче В.А. Перовского. Современница Пушкина, Е.З. Воронина, прибывшая в Оренбург через 2 дня, 20 сентября 1833 года, писала своей подруге: «Когда мы подъехали к перевозу, отстоящему на шесть верст от Оренбурга, глазам нашим открылись прелестные виды: быстрый, но неширокий Урал <...>. Переправившись и поднявшись на гору, мы увидели с правой стороны Оренбург; с левой, вдали виднелись шпицы мечетей и крыши домов Татарской слободы; вблизи Тептярские кузницы, какие-то сараи, кое-где разбросанные домики. Под самым городом дача военного губернатора Перовского, принадлежавшая прежде Сухтелену. Правда она издавна переходит от губернатора к губернатору. Весь этот вид очень приятен для глаз, особливо после пустынной дороги, что от станции до станции нет ни селений, ни гор, ни лесов: все пустынно, все гладко, степь сливается с небом...».



В. И. Даль. Русския сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенныя, к быту житейскому приноровленныя и поговорками ходячим разукрашенныя Казаком Владимиром Луганским. Пяток 1. – Санкт-Петербург: Печатано в типографии А. Плюшара, 1832 год.



А. Ф. Першаков. В. Д. Вольховский. 1898 год годы

А. С. Пушкина в Оренбурге сопровождал В. И. Даль, с которым поэт познакомился еще в Петербурге. Под псевдонимом Казак Владимир Луганский в 1832 году Даль напечатал «Русские сказки. Пяток первый», свою книгу он передал Пушкину. В. И. Даль женился на 17-летней Юлии Андре в 1833 году. Летом того же года он стал чиновником по особым поручениям с жалованьем 1500 рублей в год при генерал-губернаторе В. А. Перовском в Оренбурге.

18 сентября В. И. Даль отвел А. С. Пушкина в «прекрасную баню к инженер-капитану К. Д. Артюхову», чтобы поэт мог отдохнуть после долгой дороги. Артюхов закончил Главное инженерное училище в Петербурге. Осенью 1820 года он отправился в Бухарское ханство, Артюхов входил в состав русского посольства, которое возглавил А. Ф. Негри. В посольстве принимал участие В.Д. Вольховский — лицейский товарищ А. С. Пушкина.

Константин Демьянович Артюхов гостеприимно встретил поэта. "В предбаннике расписаны были картины охоты, любимой забавы хозяина. Пушкин тешился этими картинами, когда веселый хозяин, круглолицый, голубоглазый, в золотых кудрях, вошел, упрашивая Пушкина ради первого знакомства откушать пива или меду. Пушкин старался быть крайне любезным со своим хозяином и, глядя на расписной предбанник, завел речь об охоте.

"Вы охотитесь, стреляете?ˮ

— "Как же-с, понемножку занимаемся и этим; не одному долгоносому довелось успокоиться в нашей сумкеˮ. -"Что же вы стреляете — утокˮ?

— "Уто-ок-с?ˮ — спросил тот, вытянувшись и бросив какой-то сострадательный взгляд. — "Что же? разве вы уток не стреляете?ˮ - "Помилуйте-с, кто будет стрелять эту падаль! Это какая-то гадкая старуха, валяется в грязи — ударишь ее по загривку, она свалится боком, как топор с полки, бьется, валяется в грязи, кувыркается... тьфуˮ! — "Так что же вы стреляете?ˮ

— "Нет-с, не уток. Вот как выйдешь в чистую рощицу, как запустишь своего Фингала, —-а он нюх-нюх направо -нюх налево, — и стойку: вытянулся как на пружине — одеревенел, сударь, одеревенел, окаменел! Пиль, Фингал! Как свечка, загорелся, столбом взвился...ˮ

-"Кто, кто?ˮ - перебил Пушкин с величайшим вниманием и участием.

-«Кто-с? разумеется кто: слука, вальдшнеп. Тут царап его по сарафану... А он (продолжал Артюхов, раскинув руки врознь, как на кресте), — а он только раскинет крылья, головку набок — замрет на воздухе, умирая как Брут!ˮ Пушкин расхохотался и прислав ему через год на память «Историю Пугачевского бунта», написал: «Тому офицеру, который сравнивает вальдшнепа с Валенштейномˮ» (В.И. Даль. «Записки о Пушкине»).



Ф. П. Толстой (?). Сцена охоты на уток. Первая половина XIX века.

Инженер-капитан пошутил, используя похожее звучание слова «вальдшнеп» и фамилии «Валенштейн» (Валленштейн), эта игра слов запомнилась поэту. Артюхов сравнил смерть вальдшнепа на охоте с кончиной исторических личностей — римского военачальника Брута и генералиссимуса Валленштейна, который был имперским главнокомандующий в Тридцатилетнюю войну. Когда в 1634 году в спальню герцога ворвались убийцы, Валленштейн «встал, прислонился к стене и спокойно принял смертельный удар алебардой в грудь».

В 1800 году вышла в свет трилогия Шиллера «Валленштейн». Перевод А. А. Шишкова был опубликован в Москве в 1831 году, в первый том вошли две части: «Пикколомини» и «Смерть Валленштайна». Поэт А. А. Шишков через Погодина прислал Пушкину первый том «Избранного немецкого театра» с дарственной надписью: «А. С. Пушкину от переводчика».



Массол по рисунку Т. Беагеля. И. Ф. Шиллер. Начало 1830-х годов.



Избранный немецкий театр. Перевод А. А. Шишкова Т.1 – Москва: В Университетской типографии, 1831 год.

Артюхов, по словам В. И. Даля, был «всеми любимый записной охотник, не унывавший никогда, нигде, и ни при какой невзгоде». В очерках «Болгарка» и «Охота на волков» В. И. Даль вспоминает про разговор А. С. Пушкина с инженер-капитаном в бане, не называя имя и фамилию Артюхова. «...Захохотал я почти вслух, вспомнив, как товарищ мой, которого выстрелы слышались в отдалении, красноречиво уверял однажды дорогого Петербургского гостя, который заехал к нам в Оренбург, что слука или вальдшнеп самая благородная птица на целом земном шаре; что она, будучи убита, не бьется и не трепещется в неприличных акробатических телодвижениях, а умирает, как Брут, как Сократ <...>» (Казак Луганский. «Болгарка». 1837 год).

Директором Неплюевского военного училища К. Д. Артюхов стал в 1832 году, за год до приезда поэта в Оренбург. Вероятно, А. С. Пушкин посетил училище вечером 18 сентября 1833 года. Идея создания учебного заведения принадлежала князю Г. С. Волконскому (отцу будущего декабриста С. Г. Волконского), который был военным губернатором в Оренбурге с 1803 по 1817 годы. Он предположил создать училище «в пользу нерегулярных войск здешнего края, наименовав оное в память Неплюева, Неплюевским, в котором полагается обучать детей: Оренбургского войска чиновников и казаков, башкирских и мещеряцких, киргизских, равно и других азиатцев». Торжественное открытие училища состоялось в начале 1825 года. П. П. Свиньин считал, что «главная цель сего заведения есть воспитание детей иноверцев, населяющих Оренбургский пограничный край». Обучались своекоштные и казеннокоштные воспитанники. Они занимались по шесть часов в день: изучали историю, географию, арифметику, геометрию, алгебру и фортификацию. В училище преподавали восточные и европейские языки. Выпускники, показавшие успехи в восточной словесности, могли стать переводчиками в оренбургских пограничных учреждениях.



Неизвестный художник. Брут. XIX век.

Возможно А. С. Пушкин посмотрел библиотеку училища и посетил Музеум, который был создан в 1830 году. Во многом коллекция была собрана из пожертвований жителей Оренбургской губернии, некоторые предметы приобретали специально для музея. Там находились минералы, археологические находки, восточные рукописи, этнографические экспонаты — костюмы уральских казаков, калмыков, киргиз-кайсаков, тунгусских шаманов.



Неизвестный гравер по рисунку Н. Финарда. Лист из альбома «Костюмы российских войск». Киргиз. 1812 год.



Неизвестный художник. Лист из альбома «Костюмы российских войск». Калмык играющий на флейте. 1812 год.



Гравер И. Коперет по рис. Е. М. Корнеева. Лист из альбома «Костюмы российских войск». Том. 2.Тунгузский шаман. 1813 год.

В примечании к III главе «Истории Пугачева» Пушкин записал: «Бердская казачья слобода, при реке Сакмаре. Она обнесена была оплотом и рогатками. По углам батареи. Дворов в ней было около двухсот. Жалованных казаков считалось до ста. Они имели своего атамана и особых старшин». Пушкин отметил, что Пугачев и соратники «в шутку называли также Бердскую слободу — Москвою, деревню Каргале — Петербургом, а Самарский городок- Киевом». 19 сентября 1833 года поэт посетил Бердскую слободу, которая располагалась в 7 верстах от Оренбурга (сейчас Бёрды — часть Оренбурга). По дороге в слободу поэт много рассказывал Далю, который впоследствии вспоминал: «Он усердно убеждал меня написать роман и — я передаю слова его, в его память, забывая в это время, к кому они относятся, — и повторял: «Я на вашем месте сейчас бы написал роман, сейчас; вы не поверите, как мне хочется написать роман, но нет, не могу: у меня начато их три, — начну прекрасно, а там недостает терпения, не слажу». Слова эти вполне согласуются с пылким духом поэта и думным, творческим долготерпением художника; эти два редкие качества соединялись в Пушкине, как две крайности, два полюса, которые дополняют друг друга и составляют одно целое. Он носился во сне и наяву целые годы с каким-нибудь созданием, и когда оно дозревало в нем, являлось перед духом его уже созданным вполне, то изливалось пламенным потоком в слова и речь: металл мгновенно стынет в воздухе, и создание готово. Пушкин потом воспламенился в полном смысле слова, коснувшись Петра Великого, и говорил, что непременно, кроме дееписания об нем, создаст и художественное в память его произведение: «Я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим еще к нему близко, — надо отодвинуться на два века, — но постигаю это чувством; чем более его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно. Не надобно торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; время это исправит. Но я сделаю из этого золота что-нибудь. О, вы увидите: я еще много сделаю! <...>».



М. Е. Малышев. Иллюстрация к повести «Капитанская дочка». 1880-е-1890-е гг.



И.-Е. Вивьен де Шатобрен. А. С. Пушкин. 1826-1827 годы.

Сотник оренбургского казачьего войска И. В. Гребенщиков утром в Бердах «собрал стариков и старух, помнящих Пугачева». По приглашению Гребенщикова 16-летний Н. А. Кайдалов поехал «посмотреть на Пушкина». Кайдалов, увидевший поэта в Бердской слободе, вспоминал: «Он среднего роста, смуглый, лицо кругловатое с небольшими бакенбардами, волосы на голове черные, курчавые, недолгие, глаза живые, губы довольно толсты. Одет был в сюртук, плотно застегнутый на все пуговицы; сверху шинель суконная с бархатным воротником и обшлагами, на голове измятая поярковая шляпа. На руках: левой на большом, а правой на указательном пальцах по перстню. Ногти на пальцах длинные лопатками. В фигуре и манерах было что-то чрезвычайно оригинальное.

По входе в комнату Пушкин сел к столу, вынул записную книжку и карандаш и начал расспрашивать стариков и старух, и их рассказы записывал в книжку. Одна старушка, современница Пугачева, много ему рассказывала и спела или проговорила песню, сложенную про Пугачева, которую Пушкин и просил повторить. Наконец расспросы кончились, он встал, поблагодарил Гребеньщикова и стариков, которым раздал несколько серебряных монет, и отправился в Оренбург.

Он суеверным старикам, а особенно старухам, не понравился и произвел на них неприятное впечатление тем, что, вошедши в комнату, не снял шляпы и не перекрестился на иконы и имел большие ногти; за то его прозвали „антихристом“; даже некоторые не хотели принять от него деньги (которые были светленькие и новенькие), называя их антихристовыми и думая, что они фальшивые».



Гр. И. Ламинит по рис. Е. М. Корнеева. Лист из альбома «Народы России». Том 1. Русские крестьяне. 1812 год.

В. И. Даль считал, что А. С. Пушкин «ценил народную речь нашу, с каким жаром и усладою он к ней прислушивался». Предполагают, что в Бердской слободе Пушкин услышал рассказ И. Бунтовой. "В деревне Берде, где Пугачев простоял шесть месяцев, имел я une bonne fortune — нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал...«,- писал Пушкин жене из Болдина 2 октября 1833 года. В Приложении к «Истории Пугачева» Пушкин записал со слов «старухи», что «в Берде Пугачев был любим; его казаки никого не обижали». Дом Бунтовой не сохранился до наших дней, в 1964 году построили новый дом, на фасаде которого установлена мемориальная доска: «На этом месте стоял дом казачки Бунтовой, с которой 19 сентября 1833 г. (старый ст.) беседовал А. С. Пушкин» (современный адрес- Оренбург, ул. Бердинская, д.8).

Бунтова, по воспоминаниям Акулины Блиновой, показывала Пушкину «на Большой улице, на углу, на красной стороне» избу Константина Ситникова. В «золотом дворце» осенью 1773 года размещался самозванец, туда в повести «Капитанская дочка» приводят плененного Петра Гринева. «Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, — все было как в обыкновенной избе. Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась. Около него стояло несколько из главных его товарищей, с видом притворного подобострастия» (Глава XI).



П. И. Коровин. Иллюстрация к повести «Капитанская дочка». Гринев у Пугачева в Бердской слободе. Конец XIX- начало XX века.



Р. Ф. Штейн. Иллюстрация к повести «Капитанская дочка». Гринев у Пугачева в Бердской слободе. 1891 год.

После поездки в Бердскую слободу поэт обедал у генерал-губернатора В. А. Перовского, с которым познакомился через В. А. Жуковского после окончания Лицея. Василий Алексеевич Перовский — внебрачный сын графа Алексей Кирилловича Разумовского. В доме министра просвещения А. К. Разумовского происходили экзамены в Лицей в августе 1811 года в Петербурге. На торжественном открытии Царскосельского Императорского Лицея 19 октября 1811 года А. К. Разумовский сидел рядом с Александром I. В Лицее Пушкин сочинил эпиграмму «На гр. А. К. Разумовского».

— Ах! боже мой, какую
Я слышал весть смешную:
Разумник получил ведь ленту голубую.
— Бог с ним! я недруг никому:
Дай бог и царствие небесное ему.

В. А. Перовский принимал участие в Отечественной войне 1812 года, в 1828 году был ранен на русско-турецкой войне. В 38 лет он стал командиром Отдельного оренбургского корпуса и оренбургским военным губернатором. Город «первый раз со дня своего существования видел в стенах своих такого молодого губернатора». В Оренбурге в начале 1830-х годов многие дома были деревянные, в 3 или в 5 окон. При Перовском создавались новые укрепления в степи, в городе строились каменные здания, ему принадлежала идея создания Караван-сарая. Архитектурный ансамбль Караван-сарая, сооруженный в 1837-1846 годах по проекту А. П. Брюллова — один из символов города. Перовский управлял краем с 1833 по 1842 годы, а в 1851 году стал губернатором Оренбургской и Самарской губерний. Это время, впоследствии, назовут «золотым веком Оренбурга».



Неизвестный художник с оригинала В. Л. Боровиковского (?). А. К. Разумовский. Начало XIX века.



В. И. Гау. В. А. Перовский. 1841 год.

В уездном училище 19 сентября 1833 года Пушкин побеседовал с воспитанниками, в тот же день поэт мог посетить Оренбургский архив. Вероятно, А. С. Пушкина пригласил на ужин В. И. Даль, в том время его семья снимала квартиру в доме между ул. Неплюевской и Орской. Современница заметила, что жена Даля «мила, как нельзя более: миниатюрненькая, голосок тоненький звонкий». «M-me Даль рассказывала, как всем дамам хотелось видеть Пушкина, когда он был здесь. Он приезжал ненадолго и бывал у нужных ему по делу людей или у прежних знакомых. Две знакомые барышни узнали от нее, что Пушкин будет вечером у ее мужа, и что они будут вдвоем сидеть в кабинете Даля. Окно этого кабинета было высоко, но у этого окна росло дерево; эти барышни забрались в сад, влезли на это дерево и из ветвей его смотрели на Пушкина, следили за всеми его движениями, видели, как он от души хохотал; но разговора не было слышно, так как рамы были уже двойные» (из письма Е. З. Ворониной к подруге, ноябрь 1833 года).

Оренбургская губерния привлекала путешественников неповторимой атмосферой, ее азиатские черты были занимательны для европейцев. Купцы из Хивы, Бухары, Самарканда привозили в город товары на верблюдах. В повести «Бикей и Мауляна», опубликованной в 1836 году, В. И. Даль изобразил яркую картину встречи жителями каравана: «Толпа народу, которую я описал, стояла на левом, азиатском берегу Урала, неподалеку от оренбургского менового двора; она подалась, при восклицании: „караван идет!“ несколько шагов вперед и обратила внимание свое на стелящееся по степи облако пыли. В тылу у зрителей был огромный каменный меновой двор, коего стены бесконечного протяжения, казалось бы, готовы заключить в себе всех верблюдов Средней Азии <...>. На противоположном, крутом, европейском берегу реки, высилось несколько каменных зданий, — разрушающийся губернаторский дом, собор — а повыше, в форштадте, церковь Георгиевская, знаменитая тем, что Пугачев, во время приступа к Оренбургу, употребил колокольню Георгиевскую вместо барбета: он встащил на нее пушку, из которой стрелял, за неимением снарядов, пятаками. Это обстоятельство, сказывают, хорошо помнит один почтенный старец, которого строгий, тогдашнего века, отец высек, чтобы восьмилетний ребенок, бегавший без спросу собирать пятаки, помнил Пугачева». Рассказывая об осаде Оренбурга, Даль показал поэту «Георгиевскую колокольню в предместии, куда Пугач поднял было пушку, чтобы обстреливать город».



Р.Н. Дмитриев. Экспликация города Оренбурга. 1-я половина XIX века.



А.Ф. Чернышев. Оренбург. Середина XIX в.

Пушкин мог посетить Меновой двор, который упомянул в «Истории Пугачева». В середине XVIII века в Меновом дворе было 148 амбаров и 344 лавки, в нем находилась таможня. Торг и мена производились все лето. Очерк А.П. Крюкова «Оренбургский меновой двор» вышел в свет в журнале «Отечественные записки» в 1827 году. Некоторое время Крюков служил в Оренбургской таможне, и поделился впечатлениями с читателями: «Посреди прекрасной, необозримой равнины, составляющей часть зауральских окрестностей Оренбурга, представляется взору огромное каменное здание <...>. Ярмонка на Оренбургском меновом дворе начинается в половине июня, или позже, смотря по обстоятельствам края, а кончится почти всегда в октябре месяце <...> Случается иногда встречать здесь богатых купцов Индии и счастливых жителей цветущего Кашемира. Одним словом, на ярмонке Оренбургской можно получить некоторое понятие о славных базарах торговой Азии».



«Отечественные записки» / Издаваемые Павлом Свиньиным- Санкт-Петербург. Ч.30. №84-86, 1827 год.


Х.-Г.-Г. Гейслер. Лист из альбома «Описание народов, находящихся под господством Александра I». Русский купец и купчиха. 1803-1804 годы.


Шаль кашмировая. Северная Индия. Козий пух, техника флотирующих утков. 1820-е годы.

Александр Павлович Крюков, родившийся в Оренбургской губернии в 1803 году, интересовался пугачевским восстанием. Предполагают, что Крюков — автор повести «Рассказ моей бабушки». Внук вспоминал бабушку, которая «провела всю свою молодость в пограничных местечках Оренбургской линии». Она говорила о любви к его деду — драгунскому офицеру Бравину, о захвате Нижнеозерной крепости, где комендантом был ее отец. Повесть была напечатан под псевдонимом «А.К.» в 1832 году в «Невском альманахе». В наброске предисловия к «Капитанской дочке» Пушкин записал: «Анекдот, служащий основанием повести, нами издаваемой, известен в Оренбургском краю. Читателю легко будет распознать нить истинного происшествия, проведенную сквозь вымыслы романические. <...>. Несколько лет тому назад в одном из наших альманахов напечатан был ...».




В. Васьковский. Иллюстрация к повести «Капитанская дочка». 1950-е годы.



В. Фиала. Иллюстрация к повести «Капитанская дочка». «Въезд в Белогорскую крепость». 1949 год.

Вероятно, 20 сентября 1833 года В.А. Перовского рассмешило письмо, в котором нижегородский губернатор М.П. Бутурлин предупреждал о том, что Пушкину должно быть «дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях». Утром поэта разбудил «страшный хохот», затем Пушкин увидел стоявшего с письмом в руках Перовского, который «заливался хохотом» (из рассказов, записанных Бартеневым).



В. Е. Раев с оригинала К. П. Брюллова. В. А. Перовский. 1837 год



Ф. И. Иордан с оригинала Ф. А. Моллера. Н. В. Гоголь. 1867 год

Спустя годы граф В. А. Соллогуб вспоминал: «Пушкин познакомился с Гоголем и рассказал ему про случай, бывший в г. Устюжне Новгородской губернии, о каком-то проезжем господине, выдавшем себя за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей. Кроме того, Пушкин, сам будучи в Оренбурге, узнал, что о нем получена гр. В.А. Перовским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был осторожен, так как история Пугачевского бунта была только предлогом, а поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно действия оренбургских чиновников. На этих двух данных задуман был „Ревизор“, коего Пушкин называл себя всегда крестным отцом».

Накануне выезда из Оренбурга Пушкин написал Наталье Николаевне, что едет к Яицким казакам. В.И. Даль считал, что «уральское войско и заповедный быт его, столь мало известный, заслуживает внимания и удивления». 20 сентября 1833 года Пушкин покидает Оренбург, отправляясь вместе с Далем в бывший Яицкий городок — Уральск. Поэта радушно встретили тамошний атаман и казаки. По обычаю, гостю приготовили свежую икру осетровых рыб. Казаки «дали все известия», которые были интересны Пушкину. 23 сентября из Уральска поэт направился в Болдино. В Нижегородское имение Пушкин прибыл 1 октября, там он надеялся «многое привести в порядок, многое написать».



М. Н. Воробьев. Почтовый тракт зимой. 1830-е годы

Черновая редакция «Истории Пугачева» была написана Пушкиным еще до поездки в Оренбургскую губернию. Исторический труд Пушкин завершил в Болдине 2 ноября 1833 года. Он вернулся в Санкт-Петербург 20 ноября; в начале декабря Пушкин написал А. Х. Бенкендорфу: «Я думал некогда написать исторический роман, относящийся ко временам Пугачева, но, нашед множество материалов, я оставил вымысел и написал „Историю Пугачевщины“. Осмеливаюсь просить через Ваше сиятельство дозволения представить оную на высочайшее рассмотрение. Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, но смею надеяться, что сей исторический отрывок будет любопытен для его величества особенно в отношении тогдашних военных действий, доселе худо известных».

Пушкинское заглавие «История Пугачева» Николай I изменил на «Историю Пугачевского бунта». Книга была опубликована в 1834 году, после ее выхода в свет Пушкин продолжил изучать исторические материалы о восстании 1773-1774 гг. Поэт записал в дневнике в феврале 1835 года: «В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже — не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении». Повесть «Капитанская дочка» Пушкин завершил в день лицейской годовщины — 19 октября 1836 года, он напечатал ее в четвертом томе журнала «Современник».



А. С. Пушкин. История Пугачевского бунта. Ч.1 – Санкт-Петербург: В типографии II Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии, 1834 год.

«Есть произведение Пушкина, мало оцененное, мало замеченное, — отмечал В.А. Соллогуб, — а в котором, однако, он выразил все свое знание, все свои художественные убеждения. Это „История пугачевского бунта“. В руках Пушкина, с одной стороны, были сухие документы, тема готовая. С другой стороны, его воображению не могли не улыбаться картины удалой разбойничьей жизни, русского прежнего быта, волжского раздолья, степной природы <...>. Он не дозволил себе отступить от связи исторических событий, не проронил лишнего слова, — спокойно распределил в должной соразмерности все части своего рассказа, утвердил свой слог достоинством, спокойствием и лаконизмом истории и передал просто, но гармоническим языком исторический эпизод. В этом произведении нельзя не видеть, как художник мог управлять своим талантом, но нельзя же было и поэту удержать избыток своих личных ощущений, и они вылились в „Капитанской дочке“, они придали ей цвет, верность, прелесть, законченность, до которой Пушкин никогда еще не возвышался в цельности своих произведений».

Наверх